This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
English to Russian: My article published by TOL, which I translated from English into Russian General field: Art/Literary Detailed field: Media / Multimedia
Source text - English Do You Speak Russian?
Younger Uzbeks are losing touch with the former official language.
by Marina Kozlova
21 May 2008 TASHKENT | I had a misunderstanding over an Internet card I was trying to buy from a young merchant in one of Tashkent’s stores not far from the Russian Embassy. He tried to convince me that the card was valid until 2010 while I distinctly saw that it expired in 2009.
Suddenly it dawned upon me that we were speaking about the same thing, but the vendor mixed up devyat (nine) and desyat (10) in Russian. When I spoke Uzbek, we were in agreement on the expiration date.
Since gaining independence, Uzbekistan and many other former Soviet republics have replaced Russian as the official language and it has fallen out of favor with younger generations. English is increasingly the preferred second language.
Liliya Chekhomova, an elementary school teacher and chairwoman of the Russian Culture Center in Tashkent’s Yunus Abad district, believes that Uzbekistan has taken a giant step back by distancing itself from the Russian language. “As a result of a rather crude language policy, the whole decade [of the 1990s] was lost for the indigenous population in terms of Russian language skills,” Chekhomova said.
Rakhmatjon Kuldashev, a prominent Uzbek poet and journalist, agrees that Uzbeks are slowly losing their former official language. “My nephews, who came from the provinces to Tashkent, don’t know Russian,” Kuldashev said. “They’re studying at universities and trying to learn Russian. My fourth-grade daughter can translate Russian texts but can’t speak Russian. My son, a second-grader, knows only one word, zdravstvuyte, [hello] in Russian.”
One reason for this decline, according to Kuldashev, is the decrease of the ethnic Russian population. “A lot of ethnic Russians used to live here, and we socialized with them very often. As a result, Uzbeks knew the Russian language very well,” he said.
DE-RUSSIFICATION
For much of Uzbekistan’s post-Soviet existence, President Islam Karimov has pursued de-Russification policies that have steadily decreased the number of ethnic Russians in the country, from roughly 1.65 million in 1989 to about 620,000 in 2005, or about 2.3 percent of the population at that time. Government policies have also de-emphasized the teaching of Russian language and cultural traditions in schools.
Russian was the mandatory language of government and instruction during Soviet times. Uzbek was made the official language in 1995. In the ensuring years, legislative acts and government documents were published in Uzbek. Uzbek has replaced Russian in commerce as well as government.
The 14 former Soviet republics, other than Russia, have pursued similar policies, some more vigorously than others.
“The deteriorating status of the Russian language in Uzbekistan has been furthered by a deliberate state policy that aims to gradually expel remnants of Russian culture from Uzbek society,” Alisher Ilkhamov, a research fellow at the University of London’s Center of Contemporary Central Asia and the Caucasus, wrote in a 2006 paper for the U.S.-based National Bureau of Asian Research.
Before moving to London, Ilkhamov was founder and president of a private research company and executive director of the Open Society Institute’s Assistance Foundation in Tashkent.
“Although the Russian language remains a second obligatory language in the national school system, the number of schools where Russian is the primary language of instruction declined from 1,230 during the Soviet period to 813 in 2000,” Ilkhamov wrote.
While some schools teach in a mix of Russian and Uzbek, in most Uzbek schools Russian is taught as any foreign language, for just two hours a week.
As a result, growing numbers of young people in Tashkent cannot count in Russian and students in universities do not understand questions in Russian. But the situation is more pronounced outside Tashkent, where declining numbers of people, mostly local authorities, understand Russian.
MINOR INTEREST IN A ‘MAJOR LANGUAGE’
“It’s a problem not to know Russian because this is a major language, a world language,” Kuldashev said. Poor Russian language skills also limit job opportunities because Russia remains a leading market for Uzbek migrant workers.
There were 102,658 officially registered labor migrants and about 1.5 million illegal Uzbek immigrants in Russia in 2006, according to a report in the Russian newspaper Novye Izvestiya. Poor language skills and a lack of cultural knowledge of Russia, particularly among younger migrants, can lead to alienation and few career advancement opportunities.
But Russian is not totally lost. Ilkhamov’s paper estimates that 70 percent of Uzbeks speak Russian fluently and Russian-language magazines and television dominate the foreign media.
When the country's relations with the United States and other Western states soured after the brutal suppression of the Andijan uprising in May 2005, language trends tilted back toward Russia, as did the country’s political relations. Many ethnic Uzbeks moved their children to Russian-language schools and classes.
“A tendency to decrease the number of Russian-language schools and Russian-language classes stopped two years ago,” said Farit Mukhametshin, the Russian ambassador to Uzbekistan.
Mukhametshin said his embassy donates Russian-language books to the libraries of Uzbek schools and universities, and organizes summer and winter camps throughout Uzbekistan so that schoolchildren can learn Russian. Branches of three Russian universities have opened in Tashkent and are popular despite their high cost.
However, Chekhomova, the culture center director, says a major shift back to Russian is unlikely because many qualified teachers have left the country since independence. Instruction in other languages is more common. Besides English, German is increasingly popular among younger people because of the sizeable German business and investment community in Uzbekistan.
And in a sign that de-Russification continues, Tashkent authorities in May renamed Alexander Pushkin street. The street from the capital’s center to the monument honoring the great Russian poet is now called Mustaqillik (Independence).
Молодые узбеки теряют связь с бывшим официальным языком.
by Марина Козлова
21 May 2008 ТАШКЕНТ | Недоразумение произошло при покупке интернет-карты в ташкентском магазине, расположенном неподалеку от посольства России. Молодой продавец убеждал меня, что карта действительна до 2010 года, в то время как я отчетливо видела, что она теряет силу в 2009 году.
Внезапно до меня дошло, что мы говорим об одном и том же, но продавец путал «девять» с «десять» в русском языке. Как только я заговорила по-узбекски, мы пришли к согласию в отношении срока годности карты.
После получения независимости Узбекистан и многие другие бывшие советские республики упразднили русский язык в качестве официального, и у молодого поколения он попал в немилость. Все больше и больше в качестве второго языка предпочитается английский.
Лилия Чехомова, учительница начальной школы и председатель Русского культурного центра Юнусабадского района Ташкента, полагает, что Узбекистан сделал гигантский шаг назад к дистанцированию себя от русского языка. «В результате достаточно непродуманной языковой политики целое десятилетие (девяностых годов прошлого века) было потеряно для коренного населения в отношении владения русским языком», -- сказала Чехомова.
Рахматжон Кулдашев, известный узбекский поэт и журналист, согласен с тем, что узбеки медленно теряют бывший официальный язык. «Мои племянники, приехавшие в Ташкент из провинции, не знают русского языка, -- сказал Кулдашев. -- Они учатся в университетах и стараются выучить русский язык. Моя дочь, ученица четвертого класса, может переводить русские тексты, но не может говорить по-русски. Мой сын второклассник знает на русском только одно слово ‘здравствуйте’».
Одной из причин худшего владения русским языком явилось, по мнению Кулдашева, сокращение численности этнических русских в стране. «Здесь жило много этнических русских, и мы с ними очень часто общались. В результате узбеки очень хорошо знали русский язык», -- сказал он.
ДЕРУСИФИКАЦИЯ
За многие годы постсоветского существования Узбекистана президент Ислам Каримов следовал политике дерусификации, что вело к неуклонному сокращению числа этнических русских – от приблизительно 1,65 миллиона в 1989 году до около 620 тысяч в 2005 году, или около 2,3 процента всего населения на то время. Правительство также перестало придавать особое значение преподаванию русского языка и русских культурных традиций в школах.
Русский язык был обязательным для использования в управлении и образовательном процессе в советское время. В 1995 году узбекскому языку был придан статус официального. Законодательные акты и правительственные документы стали издаваться на узбекском языке. Узбекский язык сменил русский в таких сферах, как коммерция и управление. Все бывшие советские республики, за исключением России, следовали сходной политике -- некоторые более энергично, некоторые менее.
«Понижающийся статус русского языка в Узбекистане был поддержан преднамеренной политикой государства, нацеленного на постепенное изгнание остатков русской культуры из узбекского общества», -- писал Алишер Ильхамов, научный сотрудник Центра современной Центральной Азии и Кавказа Университета Лондона, в 2006 году в статье для расположенного в США Национального бюро азиатских исследований.
До переезда в Лондон Ильхамов был учредителем и президентом частной исследовательской компании и исполнительным директором Института «Открытое общество» – Фонд содействия в Ташкенте.
«Несмотря на то, что русский язык остается вторым обязательным языком в национальной системе образования, число школ с русским в качестве основного языка обучения сократилось с 1230 в советский период до 813 в 2000 году», -- писал Ильхамов.
В то время, как в некоторых школах преподают как на русском, так и на узбекском языках, в большинстве узбекоязычных школ русский изучается как любой иностранный язык -- только два часа в неделю.
В результате растущее число молодых людей в Ташкенте не может считать по-русски, а университетские студенты не понимают вопросов, заданных на русском языке. Ситуация резче выражена за пределами Ташкента, где число людей, понимающих русский язык, сокращается и, главным образом, только местные власти понимают русский.
МАЛЫЙ ИНТЕРЕС К «БОЛЬШОМУ ЯЗЫКУ»
«Незнание русского языка – проблема, потому что это большой язык, один из мировых языков», -- сказал Кулдашев. Вдобавок недостаточное владение русским языком ограничивает возможности трудоустройства, так как Россия остается главным рынком сбыта рабочей силы из Узбекистана.
В 2006 году в России было 102658 официально зарегистрированных трудовых мигрантов из Узбекистана и около 1,5 миллиона нелегальных узбекских мигрантов, говорится в статье российской газеты «Новые Известия». Недостаточное владение языком и отсутствие знания культуры России, особенно среди молодых мигрантов, ведут к отчуждению и малым возможностям карьерного роста.
Но русский язык не полностью потерян. По оценкам Ильхамова, 70 процентов узбеков без труда говорят по-русски, а русскоязычные журналы и телевидение преобладают среди иностранных СМИ.
Когда после бесчеловечного подавления андижанского восстания в мае 2005 года отношения Узбекистана с Соединенными Штатами Америки и другими западными странами испортились, языковые тенденции, подобно политическим отношениям страны, вновь оказались направленными в сторону России. Многие этнические узбеки перевели детей в русскоязычные школы и классы.
«Тенденция к сокращению числа русскоязычных школ и русскоязычных классов прекратилась два года назад», -- сказал посол России в Узбекистане Фарит Мухаметшин.
Мухаметшин сказал, что его посольство дарит книги на русском языке школьным и университетским библиотекам и организует летние и зимние лагеря для изучения школьниками русского языка по всему Узбекистану. Отделения трех открытых в Ташкенте российских университетов популярны, несмотря на высокую стоимость обучения.
Однако директор культурного центра Чехомова утверждает, что настоящий возврат к русскому языку маловероятен, так как после обретения независимости много квалифицированных учителей покинуло страну. Более распространенным является обучение на других языках. Помимо английского, немецкий язык становится все более и более популярным среди молодежи в стране с большим немецким бизнес-сообществом.
Символом продолжения дерусификации может служить майское переименование ташкентскими властями улицы Александра Пушкина. Улица, идущая от центра столицы к памятнику великому русскому поэту, сейчас называется Мустакиллик (Независимость).
Марина Козлова -- журналист из Ташкента.
http://www.tol.org/client/article/19641--.html
English to Russian: Another my article published by TOL, which I also translated from English into Russian General field: Art/Literary Detailed field: Media / Multimedia
Source text - English Lessons in Graft
Need better marks in school? In Uzbekistan, a little extra cash can help.
by Marina Kozlova
21 January 2008 TASHKENT | Uzbek authorities may be trying to overhaul the educational system to “renew the society” and implement “democratic transformation.” But any steps toward progress may be hindered by graft that begins in the lowest grades and works its way through to the universities.
Educators and analysts don’t deny that bribery and corruption are a part of academic life – as it is in other aspects of society here. But they say meager wages and poor training contribute to payoffs that form a vicious circle of parents paying teachers, teachers paying school directors, and directors passing on loot to school inspectors.
The mother of one third-grade boy says she gives 5,000 to 10,000 soms ($4 to $8) to a teacher every quarterly term to ensure high marks and special attention for her son. The mother, who asked not to be identified, said a secondary school graduation certificate with high marks costs $100 to $200.
Principals of some prestigious schools reportedly accept personal payments reaching several hundreds of dollars to admit students to their schools. In turn, principals and teachers pay off government inspectors sent to monitor their schools, according to educators who asked not to be identified.
One prominent Uzbek journalist, who has a 9-year-old son and an 11-year-old daughter in school, says cash paid to teachers – whether to compensate for school supplies or favors – “turns out to be a large sum of money.”
A global study published last year by UNESCO’s International Institute for Educational Planning says graft in education contributes “to developing a ‘culture of corruption’ ” that harms the quality of instruction and forces children into making value judgments.
“Bribes and payoffs in teacher recruitment and promotion tend to lower the quality of public school teachers; and illegal payments for school entrance and other hidden costs help explain low school enrollment and high drop-out rates,” says the report, Corrupt Schools, Corrupt Universities: What Can be Done?
Indeed, Uzbekistan is not isolated in claims of bribe-taking and graft in elementary, secondary or higher education. The UNESCO report notes that corruption in education is a “worldwide phenomenon.” Low wages, poor standards, and chronically underfunded schools and universities are cited as reasons for graft.
Veteran Uzbek teacher Lilia Aisman acknowledges that schools often don’t have money for supplies or maintenance, so that teachers often pay for basic supplies out of their own pockets.
“But our salaries are not sufficient,” she said.
The situation in universities is no better. According to the Uznews.net website, each mark has a price. Many teachers charge 20,000 soms ($15) for “excellent,” 15,000 to 16,000 for “good” and 10,000 to 13,000 for “satisfactory.” Or a student can simply pay about $200 to a dean or pro-rector to have all the necessary signatures for advancement in his or her exam sheet, Uznews reports.
A first-year student of one of Tashkent’s colleges said in an interview that he pays 2,000 soms to pass an exam. Earlier, when he was a schoolboy, he also paid teachers for good marks, he added. The student asked not to be identified.
ROUTINE PRACTICE
“We observe corruption in Uzbekistan’s schools every day,” said Farkhad Tolipov, an Uzbek political analyst. Reflecting the general state of Uzbek society and the problems it faces during a period of transition, corruption in schools is “quite strong and widely distributed,” Tolipov said.
In 2007, Transparency International ranked Uzbekistan fifth from bottom in its corruption index of 180 nations surveyed. The Berlin-based organization defines corruption as “the abuse of public office for private gain” and ranks countries based on expert and local assessments of the degree of corruption among public officials and politicians. According to the index, only Somalia, Myanmar, Iraq, and Haiti ranked lower than Uzbekistan.
The Uzbek government says it is waging a struggle against graft and even built a jail to house top officials charged with corruption, but critics question the effectiveness of the campaign. One Uzbek political analyst, who asked that his name not be used, believes that this fight does not produce any evident effect because “there is no prestige in being honest.”
GOVERNMENT PLANS OVERHAUL
The government’s education reform plan proposes the strengthening and development of the material and technical resources for schools, equipping them with modern training and laboratory equipment, computers, training aids, and textbooks; improvements to educational standards and syllabuses; higher standards for educators; and the development of sports in schools. It says the plan is designed to “renew the society” and implement “democratic transformation.”
Uzbek President Islam Karimov has called for better recruitment, training and pay for teachers. In 2004, he signed a five-year decree on educational development, saying that the existing system of “stimulating the work of teachers, especially in elementary schools,” was the weak point of the education system, and that teachers’ “talent and professional qualities” had not yet become the main criterion for setting their wages.
The Uzbek Uchitel Uzbekistana newspaper in August 2007 reported that even the most experienced elementary and secondary-school teachers earn less than $100 a month.
Teachers’ “shamefully low wages” of up to $130 a month do not provide a satisfactory living standard for them and their families, Aisman said.
Tolipov, the political analyst, is blunt about the situation, saying corruption is “a method of survival for some groups of the population. The level of corruption depends on the level of economic development of a country, and an economic policy leading to higher standards of living would decrease corruption.”
The average monthly wage in Uzbekistan was about $160 in late 2006. Karimov promised to raise the average monthly wage up to about $215 by the end of 2007. Meanwhile, prices for many goods in the country often are equal to those in the United States and Europe and sometimes even higher.
Information on educational financing in the country is closely guarded, and therefore estimates made by outsiders are sketchy and should be used with caution. Still, a 2002 report by the Open Society Institute’s Education Support Program stated, “The percentage of the GDP spent on education dropped … by a third in Uzbekistan” in the 1999-2000 school year.
Tolipov believes that it is necessary to carry out democratic reforms leading to openness and glasnost, the policy of the Soviet leader Mikhail Gorbachev that encouraged freer discussion of social problems. “The problem should be brought up at different levels and the masses should discuss it openly.
“It will take a long time to defeat corruption,” he said.
Нужны более высокие оценки в школе? Немного дополнительной наличности поможет вам решить этот вопрос в Узбекистане.
by Марина Козлова
21 January 2008 ТАШКЕНТ | Возможно, власти Узбекистана пробуют усовершенствовать образовательную систему для «обновления общества» и осуществления в нем «демократических преобразований». Но любые шаги вперед могут быть затруднены ввиду взяточничества, берущего начало в начальной школе и проявляющегося на всех уровнях обучения, вплоть до университетов.
Педагоги и аналитики не отрицают, что взяточничество и коррупция являются частью академической жизни, подобно тому, как это случилось с другими сторонами жизни здешнего общества. Но они говорят, что недостаточные оклады и плохая подготовка учителей способствуют взяткам, формирующим порочный круг из родителей, которые платят учителям, учителей, которые платят школьным директорам и директоров, передающих «добычу» инспекторам школ.
Мать одного третьеклассника говорит, что она платит от 5 тысяч до 10 тысяч сум (от 4 до 8 долларов США) учителю каждую четверть для того, чтобы он ставил высокие оценки и обращал особое внимание на ее сына. Мать, пожелавшая остаться неизвестной, сказала, что сертификат об окончании средней школы с высокими оценками стоит от 100 до 200 долларов США.
По сообщениям, директора некоторых престижных школ берут до несколько сот долларов за прием ученика в школу. Директора и учителя, утверждают пожелавшие остаться неизвестными преподаватели, платят, в свою очередь, правительственным инспекторам, контролирующим школы.
Один известный узбекский журналист, имеющий в семье двух школьников – девяти летнего сына и 11-летнюю дочь – утверждает, что те деньги, которые он платит учителям в качестве компенсации за поставки необходимых школе материалов или чтобы гарантировать протекцию его детям, «оказываются большой суммой денег».
Глобальное исследование, опубликованное Международным институтом планирования образования ЮНЕСКО в прошлом году, показало, что взяточничество в образовательной системе способствует «развитию ‘культуры коррупции’, которая ухудшает качество обучения и формирует оценочные суждения у детей».
«Взятки при приеме не работу учителей и продвижении по службе снижают качественные характеристики учителей средних школ; и незаконные платежи при поступлении в школу и другие скрытые расходы помогают объяснить низкие показатели приема и высокие показатели прекращения учебы», -- отмечается в документе «Коррупция в школах и университетах: предложения по решению проблемы».
Конечно, Узбекистан -- не единственная страна, где сообщают о взятках в начальной, средней или высшей школе. Согласно исследования ЮНЕСКО, коррупция в образовательной системе -- «общемировой феномен». Низкое жалованье, плохие стандарты и хроническое недофинансирование школ и университетов упоминаются в качестве причин взяточничества.
Опытный педагог из Узбекистана Лилия Айсман признает, что школы часто не имеют денег для закупки необходимых материалов или ремонта, и учителя часто оплачивают необходимые материалы из собственных средств.
«Однако, нашей зарплаты для этого не достаточно», -- сказала она.
Ситуация в университетах не лучше. Вебсайт Uznews.net сообщил, что каждая оценка имеет свою цену. У многих учителей можно получить «отлично» за 20 тысяч сум (15 долларов США), «хорошо» за 15 тысяч – 16 тысяч сум и «удовлетворительно» за 10 тысяч – 13 тысяч сум. Или студент просто может заплатить декану или проректору около 200 долларов США для того, чтобы иметь все необходимые подписи в его или ее зачетке, сообщает Uznews.
Пожелавший остаться неизвестным, студент-первокурсник одного из ташкентских колледжей сказал в интервью, что он платит 2 тысячи сум за то, чтобы пройти экзамен. По его словам, когда он был школьником, он также платил учителям за хорошие оценки.
ПОВСЕДНЕВНАЯ ПРАКТИКА
«Мы наблюдаем коррупцию в школах Узбекистана каждый день», -- сказал узбекский политолог Фархад Толипов. Будучи отражением общего состояния узбекского общества и проблем, с которыми оно сталкивается во время переходного периода, добавил Толипов, коррупция в школах «достаточно сильна и широко распространена».
В 2007 году, Транспэренси Интернешнл назвал Узбекистан пятым наиболее коррумпированным государством из 180 стран, рассмотренных в отчете. Организация из Берлина определяет коррупцию как «злоупотребление общественным положением в целях получения личной выгоды» и ранжирует страны по оценкам степени коррупции среди должностных лиц и политиков. Согласно организации, только Сомали, Мьянма, Ирак и Гаити имеют «индекс восприятия коррупции» хуже, чем у Узбекистана.
Правительство Узбекистана утверждает, что оно борется со взяточничеством и даже построило тюрьму для высокопоставленных чиновников, обвиненных в коррупции, но критики подвергают сомнению эффективность кампании. Пожелавший остаться неизвестным, узбекский политолог говорит, что эта борьба не приведет ни к какому заметному результату, потому что «быть честным не престижно».
ПРАВИТЕЛЬСТВО ПЛАНИРУЕТ ПЕРЕСТРОЙКУ
Правительственный план образовательной реформы предполагает укрепление и развитие материально-технической базы школ, оснащение их современным учебным и лабораторным оборудованием, компьютерной техникой, учебниками и учебно-методическими материалами; совершенствование учебных стандартов и программ; более высокие стандарты в отношении педагогических кадров; развитие спорта в школах. Правительство утверждает, что план был разработан для «обновления общества» и осуществления в нем «демократических преобразований».
Президент Узбекистана Ислам Каримов призвал к улучшению системы набора, подготовки и оплаты труда учителей. В 2004 году он подписал указ, направленный на развитие образования в течение ближайших пяти лет. Сложившаяся система «стимулирования труда учителей, прежде всего в начальных классах» остается слабым местом в образовательной системе, сказано в указе, когда «талант (и) профессиональные качества педагогов все еще не становятся определяющим критерием при оплате их труда».
Издаваемая в Узбекистане газета «Учитель Узбекистана» сообщила в августе 2007 года, что даже наиболее опытные учителя начальной и средней школы зарабатывают менее 100 долларов США в месяц.
Айсман говорит, что «позорно низкие оклады» учителей, не превышающие 130 долларов США в месяц, не обеспечивают им и их семьям удовлетворительный жизненный уровень.
Политолог Толипов не церемонится насчет ситуации, утверждая, что коррупция – это «метод выживания для некоторых групп населения».
«Уровень коррупции зависит от уровня экономического развития страны, и экономическая политика, которая бы вела к более высокому жизненному уровню народа, будет способствовать уменьшению коррупции», -- добавил он.
Средняя месячная заработная плата в Узбекистане на конец 2006 года составляла около 160 долларов США. Каримов пообещал поднять среднюю месячную заработную плату приблизительно до 215 долларов США к концу 2007 года. Между тем, цены на многие товары в стране часто равны ценам на аналогичные товары в Соединенных Штатах и Европе, и иногда даже превышают их.
Сведения о финансировании образования в стране тщательно охраняются и, следовательно, оценки, выполненные не посвященными в тайну людьми, поверхностны. Использовать их следует с осторожностью. Однако, согласно отчета 2002 года Программы поддержки образования Института открытого общества, «Процент ВВП, потраченный на нужды образования, упал… на треть в Узбекистане» в 1999-2000 учебном году.
Толипов полагает, что необходимо провести демократические реформы, которые привели бы к открытости и гласности (политика советского лидера Михаила Горбачева, поощряющая открытое обсуждение социальных проблем). «Проблему следует обсуждать на разных уровнях с привлечением широких слоев населения для ее открытого обсуждения».
«Чтобы победить коррупцию, потребуется долгое время», -- сказал он.
Марина Козлова – журналист из Ташкента.
http://www.tol.org/client/article/19297--.html
Russian to English: Russian-English General field: Tech/Engineering Detailed field: Internet, e-Commerce
Source text - Russian Многие пользователи интернета привыкли воспринимать флэш как средство для изготовления баннеров. В реальности дела обстоят совершенно иначе. Помимо того, что при помощи флэша можно создавать интерактивные мультимедийные приложения, флэш позволяет также делать удобные и максимально эффективные средства продажи.
Translation - English Many Internet users are accustomed to perceiving Flash as a tool to create banners. In reality, the situation is absolutely different. Apart from creation of interactive multimedia applications, Flash allows getting convenient and maximum effective sales tools.
More
Less
Translation education
Other - Association of Translators, Interpreters and Foreign Language Teachers of the Republic of Uzbekistan
Experience
Years of experience: 27. Registered at ProZ.com: Dec 2012.
I am a freelance English-Russian and Russian-English translator, editor and interpreter, language teacher and tutor and copywriter in Russian, awarded the qualification of a translator/reviewer by the Association of Translators, Interpreters and Foreign Language Teachers of the Republic of Uzbekistan.
I have a diploma in engineering and 15 years of experience as an English-speaking journalist writing for U.S. media and six years of experience as a Russian-speaking journalist, who worked for Moscow-based media, covering developments in oil and gas, governance, technology, the environment, politics, economy, religion, science, the aerospace industry, public health, infrastructure and the arts among others.
Of course, I can translate texts in these areas. As a translator/interpreter/editor I have worked for the Asian Development Bank, the Russian Oncology Centre in Moscow and U.S. and European media as well as for individual customers.
I am an Uzbek national and live in Tashkent, Uzbekistan or in Chisinau, Moldova. Now I work from my home office in Chisinau, the Moldovan capital.
You can find my detailed resume (CV) at http://www.linkedin.com/pub/marina-kozlova/38/a68/883/ or I can file it upon request.
My rates are $0.05-0.09 USD per word. I ask for an upfront payment.
Please do not hesitate to contact me at +373 69 936 372 or by e-mail at: [email protected]. My skype username is marinalkozlova.
